| ||||||
|
| |||||
св. Николай Гашев
Вспоминает Николай Владимирович Гашев, внук святого Николая Гашева:
В 1643 году в деревне Подвинцево под Чусовой жил крестьянин Артем Гашев, сын Федора. Не от него ли пошел наш род? Во всяком случае, Н. М. Гашев, наш дед, родом тоже из Чусового района. Он родился 26 ноября 1869 года в деревне Успенке. Деда своего, Николая Михайловича, я никогда не видел, потому что родился через три года после его гибели. До 1953 года, когда умер Сталин, имя деда, насколько мне помнится, вообще не упоминалось в нашей семье, будто его и не было.
Наш отец, так же, как и его братья и сестры, испытал на себе, каково быть сыном священника. Он мечтал стать врачом, поступил на медицинский факультет Пермского университета. Но с первого курса его исключили как "социально чуждый элемент". Вот почему отец старался нас отгородить от прошлого, опасаясь, должно быть, как бы оно не задело и наши жизни. Зато отец с удовольствием рассказывал нам о своих братьях и сестрах. Семья была большая: шестеро сыновей и три дочери. Все они, кроме застрелившегося Алеши и рано умершего Сергея, выучились, стали полезными, нужными стране людьми. Александр был учителем, Анатолий агрономом, Владимир, мой отец, лесничим, Маша - провизором, Валентина - бухгалтером, Юлия - медсестрой. Особенно гордился мой отец старшим братом Николаем. Во время гражданской войны он был красным командиром. Это спасло его от отчисления с медицинского факультета, где они с моим отцом учились чуть ли не на одном курсе. Николай получил диплом, стал хирургом. В Ульяновске, где Николай Николаевич работал долгие годы, он славился умением выполнять самые сложные операции, в том числе и на сердце. За свой труд он был награжден орденом Ленина.
Однажды,во время командировки в Ильинский район, в деревне, удаленной от райцентра, председатель колхоза определил меня на ночлег в дом к двум старичкам. Не скажу, что они встретили меня неприветливо, но я чувствовал, что стесняю их. Они стали расспрашивать, кто я такой, откуда и как моя фамилия: "У вас есть родные в Ильинском? Были? Так значит, вы внук отца Николая?" Из человека постороннего я сразу стал им родным и близким. Они знали деда, помнили его, оба были прихожанами той церкви, в которой в 1919 году служил отец Николай. Мне, признаться, было очень стыдно, что я, его внук, ничего не мог рассказать этим людям о нем, не знаю, как сложилась его судьба. Именно после этого я стал расспрашивать отца о деде. И вот что я узнал. В декабре 1918 года (отцу тогда было 12 лет) в Ильинском вспыхнул мятеж расквартированного там 10-го красноармейского кавалерийского полка. Тогда же село было занято белыми войсками, которые расстреляли около 800 активистов и сторонников советской власти. Вот почему, когда красные войска перешли в наступление, все, кто имел хоть малейшее отношение к этому делу, поспешили уйти с Колчаком в Сибирь. Так сделал, например, священник Евграф Золотвин, который после мятежа устроил в храме молебен в честь восставшего воинства. Он и деда нашего, отца Николая, уговаривал уехать, убеждал, что красные не пощадят и его. Но дед остался. Не мог он бросить на произвол судьбы свою огромную семью, да и вины никакой перед советской властью за собой не чувствовал. Когда части северного экспедиционного корпуса особой бригады третьей ударной армии с боем ворвались в село, отец Николай даже не стал прятаться. Спокойно ходил по улице в своей длинной рясе, вызывая изумление у красноармейцев, смотревших на каждого священнослужителя как на контрреволюционера. В декабре 1929 года деда арестовали. Когда его перевезли в Пермскую тюрьму, отец добился свидания с ним. Он увидел грузного, совершенно белого старика, который с трудом передвигает ноги. Не прошли бесследно и испытания последних дней, связанные с арестом, этапированием по зимней дороге из Ильинского до Шабуничей, потом поездом до Перми. Прибавьте к этому еще и допросы с пристрастием, которые следователи тех лет почему-то любили проводить в ночное время. "Я собирался подбодрить его, но как увидел, не выдержал и заплакал, - рассказывал отец. - Тогда он сам стал успокаивать меня и утешать. О маме расспрашивал, о всех наших. "Передай, - говорит, - что я чувствую себя хорошо, ничего плохого мне не сделали и сделать не смогут..." Еще один эпизод из рассказа отца врезался в память. Однажды бабушка Капитолина Андреевна получила разрешение навестить деда в лагере. Почему-то она разговаривала с начальником лагеря, который предупреждал, что дед очень плох, не сегодня-завтра умрет. Знаете, какой совет дал начальник? Если не хотите, чтобы старика бросили в общую яму, сегодня же закажите гроб и могилу. "И вот, - рассказывал мне отец, - мама разыскала отца в бараке и с него, еще живого, снимала мерку для гроба..." Дело моего деда, священника Ильинской церкви Н. М. Гашева, начатое 5 января и законченное 16 февраля 1930 года, насчитывает всего 21 лист. Надо ли говорить, как я был взволнован, взяв его в руки. К той единственной фотографии, которую мы сохранили, теперь прибавилась еще одна, последняя в жизни деда. Заметив, что у меня трясутся руки, перехватывает дыхание (я едва сдерживался, как мой отец шестьдесят лет назад, в тюрьме, на свидании с дедом), Алексеев попытался успокоить меня: "Вашего деда просто сослали, а многих священников в те годы расстреливали..." Да, в Сретенском - это за Обвой, всего в нескольких километрах от Ильинского, с тремя такими же, как отец Николай, служителями Церкви, расправились сразу и жестоко. Рассказывают, что сначала чекисты повезли их на телеге в районный центр, но потом прикинули: а чего лошадей-то маять? Отвели всех троих в лесок и пристрелили, потом тут же и закопали в общей яме. Руководил этой скорой расправой и чуть ли не расстреливал сам лично районный комиссар Журавлев. Сколько уж лет прошло с той поры, а в Ильинском его еще помнят и характеризуют так: "Собаку пожалеет, а человека - нет". За что же взяли моего деда? Из рапорта уполномоченного ОГПУ Ежова явствует, что 30 декабря 1929 года в селе Ильинском состоялись два схода, на одном из которых с лекцией "Был ли Христос?" выступил хорошо подготовленный товарищ из Перми. Тут же, на сходе, был поставлен вопрос о немедленном закрытии церкви в селе. Во время этого атеистического схода отец Николай Гашев, церковный староста Н. Л. Ермаков, А. Н. Кичигина собрали в храме верующих. Неизвестно, сколько людей слушало лекцию атеиста из Перми, а в храме, как записано в рапорте, присутствовало более 400 человек, чуть ли не все верующие прихода. Определили это собрание как "подпольное антисоветское сборище". Оперуполномоченный Ежов обвинил Н. М. Гашева в антисоветской агитации (ст. 58, п. 10), нашлись и свидетели. Один из них показал на допросе: "Священник Гашев вел яростную агитацию среди верующих, говорил, что надо во что бы то ни стало отстоять церковь, призывал биться за нее с советской властью до последней капли крови. Указывал при этом, например, на первых христиан, принявших смерть за веру..." А вот показания курсанта-батрачки (были, оказывается, и такие!): "Священник Гашев ходит по приходу с иконой Богородицы, говорит родителям, чтобы они не пускали детей в комсомол, потому что ничему хорошему их там не научат..." Нашелся свидетель, который заявил, что отец Николай агитирует против колхозов. А учитель пения Ильинской школы, в прошлом сам священник, отказавшись от Евангелия, заявил, что отец Николай и вообще вся Церковь мешают правильно воспитывать детей. Не называю фамилии тех, кто своими показаниями обрек Н. М. Гашева на гибель, - у них, как и у моего деда, остались внуки и правнуки. Не хочу, чтобы эстафета зла, передаваемая из поколения в поколение, обернулась для кого-то новой бедой. Зато показания самого деда, записанные в Пермской тюрьме следователем Севостьяновым, хочется привести дословно:
"Я, Гашев Н. М., привлекаясь в качестве обвиняемого, показываю следующее: по поводу предъявленных мне обвинений в антисоветской агитации заявляю, что я, как и всякий советский гражданин, отношусь к советской власти лояльно, но не отрицаю, что как священнослужитель должен был ревностно защищать веру Христову и показывать пример в этом прихожанам. Поэтому я действительно в церкви призывал прихожан укреплять веру Божию, молиться чаще, указывал на пример первых христиан, страдавших и подвергавшихся гонениям, но сохранивших великую преданность Христу. Все мои беседы были исключительно религиозного характера, каких-либо высказываний против советской власти я в проповедях не допускал, церковную службу проводил по Уставу, избегал вообще каких-либо конфликтов с властями. Поэтому виноватым себя в агитации против советской власти не признаю. Никаких бесед против советской власти я не проводил и не устраивал никаких нелегальных собраний". 16 февраля 1930 года дело отца Николая рассматривалось на заседании тройки Уральского особого совещания ОГПУ. В постановлении этой тройки записано: "Священника Ильинской церкви Гашева Н. М. - через Пермский отдел ГПУ на север Урала сроком на 3 года, считая с января 1930 года..."
Церковь, в которой дед служил многие годы, пятиглавая красавица, выстроена на собранные народом деньги в 1775 году (говорят, ее отливающие золотом купола и кресты в солнечную погоду видели из Сретенского и Слудки, а звук мощного колокола в хорошую погоду слышали даже на Чермозском заводе), к сожалению, разрушена почти до основания. В Ильинском до сих пор помнят, как разрушали храм. Местный журналист Михаил Федорович Соколов (ныне покойный), которому тогда было чуть больше десяти лет, показывал место, куда упал золоченый крест. Он рассказывал: "Купол долго не могли столкнуть. Уж как будто бы со всех сторон подрубили. Нет, не сдается. Тогда школьный учитель физики полез к мужикам и подсказал: "Вот здесь стукните". Только после этого рухнул купол. А крест упал за речку. Это, пожалуй, метров 100 от основания храма! Вот и считайте, какой он был высоты и как далеко его было видно по всей округе". Показал мне М. Ф. Соколов и дом, в котором жила огромная семья Николая Михайловича и Капитолины Андреевны. Не отсюда ли в декабре 1929 года увозили деда? Нет, в деле его есть опись имущества, в котором арестованный прибыл в Пермскую тюрьму. При нем ничего не было, даже узелка с бельем и едой, - значит, прямо из церкви взяли. И вряд ли разрешили проститься с родными. Но самое поразительное: и сейчас, через 60 с лишним лет после гибели деда, в Ильинском есть люди, которые помнят его, говорят о нем с любовью и уважением. "Николай Михайлович был нашим учителем! - взволнованно говорили мне супруги Минеевы, Василий Евсеевич и Юлия Михайловна, которым уже за 80 лет. - Он у нас Закон Божий преподавал". Они показали мне фотографию своего класса, на которой снят и Н. М. Гашев. Этот снимок сделан в 1914 году, и без сомнения, для стариков это одна из самых дорогих реликвий. Я даже не смел заикнуться о том, чтобы получить ее. Но они сами настояли на том, чтобы я ее взял: "Вам фотография нужнее, а мы уже долго не проживем. Пусть она останется у внука отца Николая..." В доме А. А. Батюкова, который, оказывается, учился в одном классе с моим отцом, мне показали не только снимки, но и свидетельство об окончании Ильинского начального училища, выданное Саше Батюкову 16 августа 1907 года. Среди подписей членов школьного совета я увидел подпись, сделанную крупным угловатым почерком: законоучитель диакон Н. М. Гашев. Я как бы шел по живому следу своего деда, причем все, с кем я разговаривал, нисколько не удивлялись, узнав, что деда реабилитировали, что ему через 60 с лишним лет вернули доброе имя. Люди, знавшие его, никогда и не верили, будто он в чем-то виноват. Всю жизнь он учил их добру, состраданию, любви к ближнему и всему живому на земле. Учил поступать по совести, по справедливости. Но именно это и привело его в те страшные годы к тюрьме и безвинной смерти. Святый священномучениче и исповедниче Николае, моли Бога о нас! Воспоминания Николая Владимировича Гашева Журнал Московской Птриархии http://www.jmp.ru/jmp/04/05-04/11.htm
[вверх] | ||||||
|
| ||||||
| Пермский край г.Чусовой | ||||||
